Злые игры. Книга 1 - Страница 121

121

— В Ирландию.

— В Ирландию? Господи, зачем?

Шарлотта посмотрела на него и вдруг почувствовала, что мозг ее начал работать быстро-быстро и решение, которое она так долго откладывала, оказалось принятым почти без ее участия.

— Я тебе расскажу, когда мы туда приедем. А пока собери в дорогу то, что тебе понадобится. Я уже заказала тебе билет.

— А Джорджи едет?

— Нет. Она говорит, что не может, у нее экзамены в колледже сразу же после каникул.

— А она знает, почему ты едешь?

— Да, конечно, — ответила Шарлотта.

Когда они прилетели в Корк, там шел дождь — мелкий, серый, больше похожий на водяную пыль. Шарлотта принюхалась: воздух был какой-то странновато-сладкий, нежный и приятный.

— Похоже, мне тут понравится, — проговорила она.

Она забронировала по телефону места в гостинице «Ферма Хилскелин»; туда они добрались довольно поздно, потому что Макс по дороге настоял на том, чтобы заехать в Бларни и подняться там на сорокавосьмифутовые крепостные укрепления — поцеловать знаменитый камень. Сама гостиница оказалась небольшим домиком в георгианском стиле, стоящим на полпути между Корком и Бэндоном; она ничуть не напоминала собой ту старую развалину, которую нарисовала в своем воображении Шарлотта.

Они ужинали (семгой, шотландским тетеревом и молочным пуншем, причем к ужину предложили несколько великолепных вин) в столовой таких идеальных пропорций, что она прекрасно смотрелась бы и в Хартесте, если бы ее туда перенести. После ужина сидели в гостиной возле громадного камина и пили кофе по-гэльски; Шарлотта посмотрела на Макса, вытянувшегося в кресле напротив нее, и вдруг подумала, что он выглядит совсем как взрослый и что он очень даже приятный попутчик; а подумав так, вздохнула.

— Боже, это еще что такое? — удивился Макс. — Мне вот хочется прыгать от радости, а не вздыхать.

— Так… ничего.

— Ну и ладно. Ничего так ничего. А ты мне собираешься все-таки рассказать, для чего ты сюда приехала?

— Да. Только вначале наполни стакан. И сядь получше, Макс: тебе придется выслушать кое-что неожиданное.

— Вот это да! — проговорил Макс, когда их очень длинный разговор подошел все же к концу. — Нет, чтоб мне провалиться!

— Крайне изысканная реакция, Макс.

— Да, я понимаю. — Он сидел сильно побледневший, и было видно, что ему стоит огромных усилий казаться веселым и непринужденным и делать вид, будто услышанное нисколько не выбивает его из равновесия. — Но и я не тот изысканный человек, каким считал себя до сих пор.

— Не думаю, что кому-нибудь из нас следует менять стиль и манеру поведения, к которым мы привыкли, — ответила Шарлотта, стараясь не подыгрывать тому настроению, которое только что прорвалось у него.

— Ну… не знаю. А если мой дорогой и любимый папочка был банковским клерком? Или мусорщиком? Никакой я не виконт. Во всяком случае, не настоящий. Так, подделка. Какой поворот в судьбе, а?

— Верно, — спокойно проговорила Шарлотта. — Но тебя пока еще зовут виконт Хэдли. Тебе по-прежнему предстоит унаследовать и имя, и титул, и все остальное. Ты и внешне похож на графа. Ты очень похож на папу. Именно это и сбивало нас с толку так долго. Не думаю, что для тебя теперь что-нибудь изменится.

— Наверное, — очень медленно произнес Макс, — наверное, именно поэтому я такой тупой.

— Макс, опомнись! Что за глупости ты говоришь! И откуда этот снобизм? В самых знаменитых домах Англии сколько угодно тупых графов.

— Да, но только не в Хартесте. Папа… Александр очень умен. И мама тоже была умной. И талантливой. Способной к творчеству. А у меня ничего этого нет. — Он мрачно пнул камин ногой. — Я давно уже стал задавать себе этот вопрос. Теперь мне все понятно. О боже. О боже. Лучше бы ты мне ничего не рассказывала.

— Макс, не говори глупостей. Я обязана была тебе рассказать. Я тянула с этим, сколько было возможно.

— Почему? Почему ты была обязана? Я был вполне счастлив.

— Ты можешь и дальше продолжать быть вполне счастливым.

— Возможно. — Таким мрачным, подавленным и угрюмым Шарлотта еще никогда в жизни его не видела.

— Прости меня, Макс, но я убеждена, что ты должен был обо всем этом узнать. Мы обе в этом убеждены. Я хочу сказать, что рано или поздно тебе все равно стали бы известны те слухи, что ходят обо мне и Георгине. И ты начал бы расспрашивать. Это могло стать для тебя страшным ударом.

— Ну, это и так страшный удар. — Он улыбнулся ей слабо, неуверенно. — Не знаю, как ты можешь относиться к этому так спокойно.

— Макс, я отнеслась не спокойно. Тогда, когда узнала. Это было ужасно. Но это произошло больше двух лет тому назад. Теперь я уже свыклась с такой мыслью. И Георгина была тоже очень, очень сильно расстроена. Ты же знаешь, она всегда была папиной любимицей. Они просто обожали друг друга. Они и сейчас друг друга любят. Она сумела пережить все это.

— И он совсем не хочет… говорить об этом? Ты абсолютно не знаешь, почему все так произошло? Что заставило маму так поступить?

— Нет. Он не хочет об этом говорить. То есть он признает, как я тебе сказала, что да, все это правда и что мама всегда жила своей собственной жизнью. Ему это явно причиняет ужасную боль. И кстати сказать, он продолжает думать, что мы-то все считаем тебя его сыном. Конечно, вполне может быть и так, что всему этому есть какое-то очень простое и естественное объяснение. Мы, например, с Георгиной с самого начала подумали, что, может быть, у него просто не могло быть детей; но в таком случае не было бы вокруг всей этой бессмысленной таинственности, он мог бы прямо нам об этом сказать, они могли бы взять приемных детей, сделать еще что-нибудь.

121