— Ну, — поспешно проговорила Шарлотта, — я просто подумала, что было бы очень славно, если бы вы помнили. Она ведь умерла. И приятно сейчас неожиданно встречать людей, которые ее знали, вот и все. А теперь я заинтригована: если это платье заказывала не она, то кто же это сделал?
В конце концов Шарлотта выписала себе имена всех троих, кто заказывал платья для крещения: некоей миссис Харлей Робертсон, которая жила в Болтоне; лорда Аксбриджа из Лестершира; и С. М. Джозефа, адресом которого была указана Уайтчепел-роуд.
— Наверное, какой-нибудь старый еврей, промышляющий мелкой торговлей тряпками, — заявил Макс вечером, когда они сидели за ужином в гостинице, в которую вернулись, как возвращаются назад выпущенные полетать голуби, и внимательно изучали эти адреса. — Наверное, сделал с этого платья несколько сот копий и продал их в своем магазине. Мне кажется, не стоит и времени на него тратить.
Шарлотта, однако, отправила письма по всем трем адресам, указав в них (по предложению Макса), что она пишет книгу о королевских портных, и попросив адресатов обязательно с ней связаться. Миссис Харлей Робертсон позвонила немедленно и предложила привезти и показать Шарлотте крестильную рубашку, которую ей шили для сына; лорд Аксбридж написал, что крестильные одежды заказывала его супруга, которая, к сожалению, давно уже скончалась, но если Шарлотта хочет, она может приехать и посмотреть на это платье.
— Значит, это не они, — грустно констатировала Шарлотта.
А от мистера С. М. Джозефа не было ни слова.
— Старик, наверное, испустил дух, — высказался Макс, — или отдыхает на пенсии где-нибудь на Багамах.
Когда Шарлотта уже потеряла всякую надежду, вдруг раздался телефонный звонок. В тот день она как раз приехала домой на уик-энд и работала в библиотеке; вас просит к телефону какая-то леди, сказал ей Гарольд, иностранка. Он не расслышал ее имени. Шарлотта взяла трубку:
— Да?
— Это леди Шарлотта Уэллес?
— Да.
— Доброе утро, леди Шарлотта. Я работаю в приюте Уайтчепела.
— Да? — устало произнесла Шарлотта.
— Мы получили от вас письмо.
— Вот как? Простите, я что-то не помню, чтобы я вам писала.
— Оно было адресовано некоему мистеру Джозефу. Но у нас тут нет никакого мистера Джозефа. У нас вообще нет мужчин. — Голос в трубке звучал так, словно говорившая улыбалась какой-то шутке.
— Вот как? — повторила Шарлотта. — Понимаю.
— Здесь одни только монахини, леди Шарлотта. Орден направляет нас работать в таких приютах. Из разных монастырей.
— Понимаю, — снова повторила Шарлотта.
— Я подумала, что, может быть, вам нужен другой человек — сестра Мэри Джозеф. Она тут жила и работала почти пятнадцать лет.
Шарлотта почувствовала, как у нее сильно, до боли сильно забилось сердце: сперва медленно, потом все чаще и чаще.
— Сестра Мэри Джозеф. Да. Да, наверное. И как это я не сообразила?
— Ничего страшного. — Голос по-прежнему звучал весело, но теперь он еще и потеплел. — Откуда же вам было это знать?
— Верно, — довольно растерянно проговорила Шарлотта. — Но… э-э-э… а вы знаете, где она сейчас?
— Знаю. Думаю, что знаю. Она вернулась в свой монастырь, в Ирландию.
— В Ирландию! — Шарлотта на какое-то время прикрыла глаза, лихорадочно пытаясь сообразить, в чем тут дело, почему крестильное платье для ее матери заказывает монахиня, живущая в Ирландии, нет, в то время не в Ирландии. Монахиня, работающая в приюте. Какое отношение все это могло иметь к ее матери? И к любовнику матери?
— Да. Но она была не вполне здорова. Поэтому-то ее и отправили назад. Когда я в последний раз слышала о ней, говорили, что состояние у нее неважное. Мы все молимся за нее.
— Понимаю.
— Может быть, вы бы хотели ей написать?
— Ой, да, да, конечно, пожалуйста, миссис… или мисс?
— Сестра. Сестра Мэри Джулия.
— Ой, какая же я дура! Простите меня. Сестра. Да, конечно, я бы хотела ей написать.
— У вас есть ручка и бумага?
— Да. Да, есть.
— Хорошо, записывайте. Монастырь Скорбящей Богоматери, Бал-лидегог, Бантри-ближнее, Вест-Корк. Если увидите ее, передайте ей большой привет и от всех нас; надеюсь, она будет в добром здравии.
— С. М. Джозеф вовсе никакой не мелкий торговец, — торжествующе объявила две недели спустя Шарлотта Максу, когда он в середине семестра приехал на несколько дней домой, — она монахиня, очень, очень симпатичная ирландская монахиня, и она написала мне прекраснейшее письмо. Она помнит маму и пишет, что хотела бы со мной встретиться. Правда, это изумительно? Я собираюсь поехать на уик-энд, хочешь присоединиться ко мне?
— Да, спасибо, по-моему, это было бы очень хорошо, — ответил Макс.
Шарлотта была слишком возбуждена, чтобы обратить внимание на то, что Макс был необычно бледен.
Шарлотта, 1983
Шарлотта сидела и смотрела на Александра широко раскрытыми от ужаса глазами.
— Но, папочка, за что? Что он такого натворил? Господи, какой ужас! Какой ужас! И он мне ни слова об этом не сказал.
— Его поймали на том, что он продавал марихуану. Чуть ли не всей школе. А потом кто-то из учеников, у которого явно был на него зуб, пошел к доктору Андерсону и нажаловался, что Макс опять запустил свое казино. Это и переполнило чашу. Его исключили. Сразу же. Когда я приехал, меня направили прямо к доктору Андерсону. И Макс был уже там, у него в кабинете, со всеми вещами. Я ничего не мог сделать. Да, честно говоря, и не хотел. Исключили из Итона, Шарлотта! Моего сына! Не знаю, как я это переживу. По-моему, я просто не смогу это пережить.