Злые игры. Книга 1 - Страница 53

Крещение виконта Хэдли состоится в церкви Хартеста.

На крещении обеих дочерей лорда Кейтерхэма отсутствовала леди Кейтерхэм-старшая, вдова, живущая практически в полном уединении в собственном доме на северо-западе Шотландии. Ходит много предположений относительно того, совершит ли она теперь поездку в Англию, чтобы познакомиться с внуками; близкий к семье источник сообщил мне вчера вечером, что она крайне неодобрительно отнеслась к тому, что ее сын женился на американке, и по этой причине отказывается встречаться со своей невесткой. Граф, который все еще очень близок со своей матерью, отрицает это и утверждает, что просто все более слабеющее здоровье до сих пор не позволило ей познакомиться с леди Кейтерхэм. Соседи леди Кейтерхэм-старшей в Троссаке, где она живет, утверждают, что часто видят, как графиня, облачившись в высокие болотные сапоги, удит рыбу».

— Будь он проклят, этот Демпстер, — выругался Александр, запуская «Дейли мейл» через всю комнату. — И почему только он не может оставить нас в покое? Одному Богу известно, как теперь все это аукнется.

— Ему платят именно за то, чтобы он не оставлял нас в покое, — возразила Вирджиния, которой нравился Найджел Демпстер и которая время от времени выигрывала на том, что имя ее появлялось в его колонках. — Это его работа: копаться в грязном белье. Он всегда говорит, что если писать не о чем, так он и не сможет ничего написать. Нам просто всем надо вести себя аккуратнее и не давать ему материала. А если ты имел в виду свою мать, то надеюсь, эта заметка заставит ее хоть на минуту почувствовать себя неудобно.

— Нет, не заставит, — коротко ответил Александр.

Вошла Няня.

— Ваша светлость, ребенок плачет. Наверное, вам пора его кормить.

— Да, Няня, наверное, — отозвалась Вирджиния. — Я сейчас поднимусь.

— Полагаю, вы заметили, что сейчас уже четверть десятого, — с весьма многозначительной интонацией произнесла Няня.

— Да, конечно, Няня. Спасибо.

— Тогда я его поднимаю, — тяжело вздохнула Няня. — Надеюсь, нам не придется потом об этом сожалеть. Ведь это же все-таки мальчик. — Она вышла из комнаты, ее подчеркнуто прямая спина выражала крайнюю степень неодобрения. Вирджиния подмигнула Александру и встала.

— Что это все должно было означать? — полюбопытствовал Александр.

— То, что детей не кормят в четверть десятого, — объяснила Вирджиния. — Их кормят в десять. Потом в два. В шесть. И снова в десять. Иначе обязательно случится нечто ужасное. Это всем известно.

— Насколько я помню, Шарлотту и Георгину кормили, в общем-то, обычно тогда, когда они начинали просить.

— Да. Но, как сказала Няня, ведь это же все-таки мальчик. Его надо с самого начала воспитывать должным образом. Без новомодных выкрутасов вроде кормежки, когда ему захочется. В конце концов, ведь ему же предстоит поступать в Итон. — Она улыбнулась, увидев несколько ошарашенное выражение на лице Александра, подошла и, нагнувшись к нему, поцеловала. — Не волнуйся, дорогой. Он выживет.

Малыша окрестили через шесть недель, назвав Максимилианом Фредериком Александром. Он был очаровательнейшим ребенком, таким же светлым и голубоглазым, как Александр, и улыбался, жмурясь, каждому, кто попадал в поле его пока еще не очень отчетливого зрения. Он был тихим и спокойным; кормить его надо было только раз в пять часов; и Няня, которую вроде бы все это должно было только радовать, ворчала, что это сбивает ее с толку, что она никогда не знает, когда и что надо делать, потому что одну ночь ей приходится вставать, чтобы дать ему бутылочку, в три часа, а на следующую — в четыре. Когда Макс, как все стали его звать, уже в шесть недель сделал Няне одолжение и стал спокойно спать всю ночь, с десяти вечера до семи утра, не просыпаясь, то Няню это окончательно вывело из душевного равновесия и она заявила, что всегда знала: подобное обращение с ребенком рано или поздно добром не кончится.

Сидя в самолете и обозревая безбрежные пустынные пространства Арктики, над которыми они пролетали, Малыш, возвращавшийся с крестин, на которых он был крестным отцом, заказал себе двойную порцию виски. Ему всегда нужно было выпить чего-нибудь крепкого, когда предстояла встреча одновременно и с отцом, и с Мэри Роуз. Эти двое вместе были страшной силой.

Малыш знал, что поначалу не все в Мэри Роуз понравилось Фреду III; то, что сам Малыш воспринимал в ней тогда как милый, дразнящий и манящий к себе холодок, его отец сразу истолковал — и совершенно правильно, мрачно отметил про себя Малыш, с удовольствием проглатывая виски, — как холодность, сдержанность и полное отсутствие чувства юмора. Но время шло, и Фреду вдруг открылось, что Мэри Роуз — великолепная, способная добиваться многого жена для высокопоставленного служащего компании. Фред, не теряя времени даром, тут же изложил свои соображения на этот счет Малышу. Она не только постоянно устраивала от имени банка различные приемы, принимала и развлекала нужных банку людей, но и публично ассоциировала себя с теми начинаниями, той благотворительной деятельностью, от которых выигрывали банк и его образ в глазах общественности. А «Прэгерс» значил для Фреда даже больше, чем его собственные жена и дети. В детстве и юности он мог наблюдать, как его отец управлял банком менее чем разумно; он много раз слышал от старейших работников банка, как «Прэгерс» чуть было не дошел до полного разорения; и его постоянно преследовал болезненный страх, что нечто подобное может случиться снова и что его родной сын может оказаться далеко не лучшим хранителем и продолжателем дела «Прэгерса». Малыш знал это и с годами все лучше понимал, что сам он — совершенно не тот банкир от природы, каким был его отец. Ему не хватало того чутья, что было у отца, широты и глубины его кругозора в финансовых вопросах, не хватало отцовского умения точно определить момент, когда надо предпринимать те или иные деловые инициативы. Сознавая все это, Малыш нервничал; и еще сильнее нервничать заставлял его тот факт, что отец постоянно и внимательно следил за его все менее удачной деятельностью, проверял каждый его шаг в делах и даже не считал нужным это скрывать. И уж разумеется, уверенность Малыша в себе существенно подрывалась пониманием того, что Фред и Мэри Роуз вступили друг с другом в своего рода тайный сговор. И чем сильнее раздавалась критика в адрес Малыша, тем больше стремился он найти себе отдохновение в чем-то ином, заняться не делами, а чем-либо другим, главным образом развлечениями. Он разыскал своих старых друзей, тех, что окружали его, когда он был еще холост, и стал проводить уик-энды с ними на яхте, вечерами играть в покер, вернулся к некоторым своим прежним привычкам и, в частности, снова стал пить и напиваться. А поскольку фигурой он был весьма заметной, эти перемены в нем обратили на себя внимание, и пошли разные слухи и сплетни, что вызвало сильное недовольство Фреда и такое же сильное недовольство Мэри Роуз. Тогда-то между двумя последними окончательно сложился союз, доставлявший Малышу много неприятных минут и болезненных переживаний.